Глава 3. АВАРИЯ СО СМЕРТЕЛЬНЫМ ПРОГНОЗОМ (1999-й год).

          В этой главе будет рассказано, как наш ''обречённый'' отправил отдыхать генерала Романова, как врачи поставили на нём крест и, с какого дна он начал своё последнее восхождение, хотя сил у него хватило бы на ещё одно.

          16.01.99 г. по дороге с дежурства в Батайске в Азов (помните о необходимом транспортном кольце Ростов-Батайск-Азов-Пешково?) за рулём своей шестёрки, имея водительский стаж 4 месяца, ещё не подозревая о существовании зимней резины, ничего не нарушив (только идиот мог «гонять», имея такой мизерный водительский стаж), наш новый шофёр не справился с управлением и врезался в дерево. Он ничего не помнит (амнезия). Говорят, дорога была скользкой (пурга на мокром асфальте), а он отработал 17 часов (какой, на хер, пьяный?). В том месте, не сталкиваясь между собой, попали в аварии ещё 5 машин. Их водители вынули пристёгнутый труп из машины и вызвали по сотовому из Азова скорую и ГАИ. Тоже загадка, как им это удалось: когда потом машину продавали на запчасти, с неё даже не смогли снять чехлы (лепёшка). Скорая была на месте уже через 15 минут, а ГАИ сняло с тела права, которые Сергей потом хотел вернуть вне очереди, как инвалид первой группы, и рабочее удостоверение, приехала с ним на станцию, а там прямой телефон с домом. Родители были в Азове уже через час и увидели, как их сыночек лежит голый зимой в неотапливаемом помещении, но закопать его ещё не успели.

       Там остановилось сердце, ему сделали трепанацию, и мама договорилась со своим знакомым заведующим отделением реанимации, чтобы сына перевезли из районной больницы в БСМП 2 города Ростова-на-Дону, где он и отдыхал 3 месяца в коме. Потом, чтобы не получить второго генерала Романова, решили попробовать метод, который в России не применяется: прокалывать в бешеных дозах какое-то лекарство (7 тысяч в сутки). Организм мог не выдержать, но так бы поступил и Павлов: лучше смерть, чем никогда больше не познать женщину. Как потом стало известно, однокурсник его друга, осматривавший Сергея в коме, сказал ему: ''Успокойся, но он обречён''. Но ''безнадёжный'' вышел из комы в барокамере и начал стучаться в окошечко (это он уже помнит). Круто: очнуться после 3-х месяцев комы в закрытом помещении. Ни один мускул не шевелился, был немым, врачи поняли, что его фамилия не Романов по тому, как он читал бирки у них на груди. Но ещё в почти бессознательном состоянии мама начала с ним делать восстанавливающую физкультуру. До этого 3 месяца она кормила сыночками деликатесами через зонд: отварами из костей.

           Потом из железнодорожной больницы города Ростова-на-Дону (ЖДБ-ы) за ним приехала молоденький врач Нона, ставшая впоследствии в той больнице его основным врачом. Ещё 2 месяца он был уверен, что всё это дурной сон. Работы в Азове не помнил, даже мелькала шальная мысль, что он ещё студент. Когда мама попросила прийти жену, для него стало ударом новость, что они уже не живут вместе. Приезжали батайские замы, и это ещё больше утвердило его в мысли, что это сон: он их помнил по первым работам, помнил он и два шумных увольнения. Третье не заставило себя долго ждать: по инвалидности. В ЖДБ-е ''обречённый'' под контролем 3-х человек сделал первые шаги.

           Заведующий нервным отделением ЖДБ-ы Мартиросян (армян) дал свой голимый прогноз, что у ''обречённого'' не может быть положительной динамики и ему нет смысла лежать в больницах. Этот врач-провидец отдыхает больше всех. Нона относилась к своему самому тяжёлому больному с повышенным вниманием и Казанова на пенсии, конечно же, влюбился в неё, но, по мнению её шефа, ему уже ничего не светило на этом свете. Маме нужно было отдохнуть после трёхмесячного проживания в БСМП и наняли двух сестричек, чтобы они по ночам присматривали за больным. Тут он смутно вспоминает, как по ночам ощупывал одну из них (не двух). Желание наверно не пропадало у него и в коме. Он уже почти не такой.

            В начале июня Сергея привезли домой на скорой помощи, и затащили на носилках домой. Чуть позже он пообещает дедушке, скоро приехать к нему на собственной служебной машине (не скорой помощи). Тогда брат Петя привёз к нему Ефимова с девушкой. Он знал, что они знакомые, но не мог вспомнить, где он их видел (действительно амнезия). Хорошо, что они не взяли с собой Оксану, а то потерявший память отличился бы: не узнал последнюю женщину.

      В середине июня он лёг в 4-ю горбольницу (далее больница), где потом в основном и лежал. Эту больницу официально консультировала его мама. Первая больница была самая крутая: персональная инвалидная тележка, именная, как некогда стипендия, большая утка, азбука в букваре для общения, мама ночевала с ним на соседних кроватях, не умел сам есть и даже сидеть, но сестрой на посту работала его будущая женщина. Тогда ему начали доказывать, что он работал в Азове. У Лизки был большой волк выше её ростом. Сергей начал вспоминать, что купил его в Азове в подарок на 2 года. Ещё ему показали его красную корочку и рабочую папку. Постепенно он вспомнил почти всё. И удивительная вещь, под воздействием соответствующих препаратов  у него стала феноменальная память. Как в песне поётся: ''Я слишком много знаю, меня пора убить''.

      Ещё одной точкой отсчёта стала деревня 99-го года. Ещё в этом году он приезжал туда на машине. За что боролись, на то и напоролись. Мама вышла на работу: ей было необходимо немного отдохнуть от горе-сыночка. На 5 дней в помощь бабушки с дедушкой выделили отца. Сергей вспоминает, как возлежал на большой утке посреди двора, как два человека перемещали его тело во двор из кухонька, как бабушка его кормила, как он общался по букварю.   

    Но самым прогрессивным было, когда Сергей лёг в больницу второй раз в конце августа:  
1. Мама ночевала дома.                                                                                                                                         
2. Про тележку забыл, сделал первые самостоятельные шаги.                                                                         
3. Утку подарил тёте Люсе инвалиду детства.                                                                                                     
4. Стал есть сам.                                                                                                                                                     
5. Но начался тремор (тряска).
 
        Тогда у него появился постоянный врач Любарский Евгений Анатольевич. А мама всегда была его врачом не только тела, но и души. Только на неё он мог положиться. Сначала она гордилась сыном, который без помощи чего-то достиг в жизни, но всегда боялась за него, зная буйный характер сыночка. А сейчас она стала жить им и его дочкой. В больнице она могла вмешиваться в лечебный процесс. Наряду с основной профессией психиатр ей пришлось стать профессионалом в смежной невропатолог. Она знала, что сыну будет лучше. Чего только они не пробовали за годы  болезни. Она всегда шла правильным материнским путём.

        Друзья не забыли нашего дебошира. В год аварии они заходили каждую неделю. Они поддерживали его, как могли. С ними Сергей не чувствовал себя инвалидом. 20.11 на День рождения Лизки стабильно собиралась вся его компания уже с семьями, а на его День рождение 1.01 приходили все его многочисленные друзья. Мама и друзья были главными слагаемыми его победы.

                За годы болезни он стал профессионалом в вопросах физкультуры (ЛФК). Он на основе рекомендаций специалистов  разрабатывал себе физические комплексы и потом стабильно выполнял их. Чудо Павлова стоит много вёдер пота. Он сам себя опять делал, но эта книга о результатах его работ. Целью его жизни стала отправка на отдых врачей-провидцев. Его перестало интересовать всё остальное, не связанное с восстановлением. Он перестал стесняться проявлять свои чувства. Кто ему помогал, к тому Сергей не скрывал своей любви, а остальные пусть отдыхают.

          Какой-то правозащитник взялся доказать, что травма Павлова была производственная (15 минут после дежурства). Он спал, ему было всё равно, поэтому он передоверил свои права отцу на представление в суде. Было 3 суда, проигранных станции Батайск, и родимая железная дорога почти его забыла. Он сделался обычным собесовским инвалидом первой группы, но всё равно у него было желание вернуться на железную дорогу, если медкомиссия пропустит.

          На снимке мозга ''обречённого'' после сплошной гематомы осталось маленькое пятнышко, рубец от ушиба мозга. Весь смысл его лежания в больницах заключался в том, что ему прокалывали препараты, способствующие рассасыванию этого рубца, а массаж и физкультура не позволяли мышцам атрофироваться. В ноябре Сергей 2-й раз лёг в ЖДБ-у. Не буду лезть в медицину, просто скажу, что при инсультах поражается какой-то участок мозга, а Павлов хотел быть во всём самым крутым: у него был пропитан кровью весь ствол мозга. Живые инсультники отдыхают. В ноябре он уже с больным за руку гулял по коридору, по которому ещё в этом году тело Сергея волокли три человека.  

        У нашего оратора было большое желание опять научиться говорить. Свои слова он показывал по азбуке в букваре, который и читал для обучения речи, но это был мартышкин труд. У него и здесь была полнейшая потеря речи. Мама нашла ему логопеда Аллу Дмитриевну (далее Алла) из школы слабослышащих детей, которая уже несколько раз восстанавливала речь после инсультов. Брала она недорого относительно общих расценок и приходила на дом (жила недалеко). За годы занятий их семьи объединились. Она единственная без проблем по работе могла наезжать на крутого. Занятия заключались в том, что она подбирала слоги, слова и предложения по определённому звуку, а временно немой доводил произношение этого звука до автоматического звучания. Изначально у него были только гласные, ''М'' и ''Н''. За 3 последующих года к ним прибавились ''П'', ''Т'', ''Л'', ''Х'', ''В'', ''Ф'', ''Б'',  ''Д'', ''Г'', ''Ш'', ''Ж'', ''Щ'', но они не были полностью  автоматизированы, поэтому речь оставалась невнятной, но она уже появилась. Ещё Алла сказала, что восстановление речи связано с восстановлением почерка, который вообще пропал. Восстановление почерка входило в его главную цель, и он стал очень много писать (Лев Толстой отдыхал), а закончилось всё это созданием 5 автобиографий в различных интерпретациях. Кроме того, из-за болезни у него иногда становилась не очень умная физиономия, и он плохо говорил, а эти тетради были справкой, что он не Даун.      

        99-й ознаменовался тем, что Сергей остался жив при минимальных шансах, врачи поставили на нём крест, 6 раз и 7 месяцев он отдыхал в больницах. Но он был счастлив: было, за что бороться, черви отдыхали.